Неточные совпадения
«И разве не то же делают все теории
философские, путем
мысли странным, несвойственным человеку, приводя его к знанию того, что он давно знает и так верно знает, что без того и жить бы не мог? Разве не видно ясно в развитии теории каждого философа, что он вперед знает так же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть не яснее его главный смысл жизни и только сомнительным умственным путем хочет вернуться к тому, что всем известно?»
Наша «передовая» интеллигенция безнадежно отстает от движения европейской
мысли, от все более и более усложняющегося и утончающегося
философского и научного творчества.
Она не соответствует современной социальной действительности и современной
философской и научной
мысли, во многих частях своих она совершенно устарела.
Брошюры толстовские, брошюры «религиозно-философской библиотеки» М. А. Новоселова и брошюры социально-революционные обнаруживают совершенно одинаковую нелюбовь и презрение к
мысли.
Моя сравнительно слабая способность к систематическому дискурсивному развитию своей
мысли мешает пониманию моей центральной
философской идеи объективации, с которой связан мой экзистенциальный опыт.
Из
философских книг этого периода особенное значение я придаю книге «О назначении человека» и «О рабстве и свободе человека», в которой некоторые основные мои
мысли выражены с наибольшей остротой.
Сила его была не в
философской или богословской
мысли.
Деятельность Религиозно-философской академии открылась моим публичным докладом на тему о религиозном смысле русской революции, на котором были высказаны некоторые
мысли, чуждые эмиграции.
По приезде за границу у меня явилась
мысль создать что-то вроде продолжения московской Вольной академии духовной культуры и Религиозно-философских обществ, хотя это и не должно было быть простым повторением старых учреждений.
Конечно, в своих
философских книгах я прибегаю и к дискурсивной
мысли, но это имеет для меня лишь второстепенное и подсобное значение.
Традиция русской творческой религиозной
мысли казалась совершенно прерванной, ее поддерживала лишь небольшая группа представителей
философской и богословской
мысли, которых не признавали настоящими православными.
И многое, что было в начале моего
философского пути, я вновь осознал теперь, после обогащения опыта
мысли всей моей жизни.
Гейдеггер, конечно, обладает несомненным
философским талантом, у него есть большая напряженность и сосредоточенность
мысли.
Самые важные, основоположные для меня
мысли приходили мне в голову в моменты, которые могут многим показаться неподходящими для
философского мышления.
Иногда случайные явления жизни были важнее для моей
мысли, чем углубленное чтение
философских книг.
Я никогда не был политиком, и моя
мысль о злобе дня никогда не делалась политической, она оставалась
философской, моральной, заинтересованной духовной стороной вопроса.
По своей религиозной и
философской антропологии он интереснее Вл. Соловьева, но в нем, конечно, нет универсализма последнего, нет размаха
мысли, нет такой сложности личности.
Русская
мысль по своей интенсии была слишком тоталитарной, она не могла оставаться отвлеченно-философской, она хотела быть в то же время религиозной и социальной, в ней был силен моральный пафос.
Размах религиозно-философской
мысли Вл. Соловьева был больший, но о церкви вернее
мыслил Хомяков.
Философия истории связана для него с учением о Богочеловечестве, что и есть главная его заслуга перед русской религиозно-философской
мыслью.
Религиозная тема. Религиозный характер русской философии. Разница между богословием и религиозной философией. Критика западного рационализма.
Философские идеи Киреевского и Хомякова. Идея соборности. Владимир Соловьев. Эротика. Интуиция всеединства. Бытие и сущее. Идея богочеловечества. Учение о Софии. «Смысл любви». Религиозная философия Достоевского и Л. Толстого. Русская религиозная
мысль в духовных академиях. Архиепископ Иннокентий. Несмелов. Тареев.
Несмелов, скромный профессор Казанской духовной академии, намечает возможность своеобразной и во многом новой христианской философии [Я, кажется, первый обратил внимание на Несмелова в статье «Опыт
философского оправдания христианства», напечатанной в «Русской
мысли» 35 лет тому назад.].
Русская религиозно-философская
мысль в своих лучших представителях решительно борется против всякого юридического истолкования тайны христианства, и это входит в русскую идею.
Мысль была не столько богословской, сколько религиозно-философской.
И Н. Лосский, и С. Франк, в конце концов, переходят к христианской философии и входят в общее русло нашей религиозно-философской
мысли начала века.
Интересно отметить, что в русской религиозно-философской и богословской
мысли совсем не было идеи натуральной теологии, которая играла большую роль в западной
мысли.
Он влиял на русскую
философскую, религиозную и социальную
мысль.
Потом самые замечательные религиозно-философские
мысли были у нас высказаны не специальными богословами, а писателями, людьми вольными.
Русская религиозно-философская
мысль ставила по-иному проблему религиозной антропологии, чем католическая и протестантская антропология, и она идет дальше антропологии патристической и схоластической, в ней сильнее человечность.
Религиозно-философское общество сделалось центром религиозно-философской
мысли и духовных исканий.
Он хочет быть не философом, а богословом, но в его богословии есть много
философских элементов, и для его
мысли большое значение имеют Платон и Шеллинг.
Как и все представители русской религиозно-философской
мысли, он устремлен к новому, к царству Духа, но остается неясным, в какой мере он признает возможность нового третьего откровения.
Но богословствование Хомякова имело свои границы, многих вопросов, которые потом поднимала русская религиозно-философская
мысль, он не затрагивает, например, проблему космологическую.
Философская культура Герцена не давала ему возможности обосновать и выразить свои
мысли об отношении между настоящим и будущим.
Нужно выйти из круга, а для этого необходимо сознать, что происходит не только
философский кризис, каких немало было в истории
мысли, а кризис философии, т. е. в корне подвергается сомнению возможность и правомерность отвлеченной рационалистической философии.
Методологический плюрализм все более и более торжествует в современной научно-философской
мысли.
Все признают, что философия переживает тяжелый кризис, что философствующая
мысль зашла в тупик, что для философии наступила эпоха эпигонства и упадка, что творчество
философское иссякает.
В терминах же историко-философских кризис
мысли может быть, скорее всего, определен как переход от субъективизма к объективизму, от индивидуализма к универсализму.
Наше сознание слишком загипнотизировано
философским модернизмом, в котором мельчает
мысль [Под модернизмом я имею главным образом в виду новейшие формы критицизма и позитивизма.] и гибнут великие
философские стремления и традиции прошлого.
Мне кажется, что ум человеческий в каждом отдельном лице проходит в своем развитии по тому же пути, по которому он развивается и в целых поколениях, что
мысли, служившие основанием различных
философских теорий, составляют нераздельные части ума; но что каждый человек более или менее ясно сознавал их еще прежде, чем знал о существовании
философских теорий.
Вся литература — и
философская, и политическая, и изящная — нашего времени поразительна в этом отношении. Какое богатство
мыслей, форм, красок, какая эрудиция, изящество, обилие
мыслей и какое не только отсутствие серьезного содержания, но какой-то страх перед всякой определенностью
мысли и выражения ее! Обходы, иносказания, шутки, общие, самые широкие соображения и ничего простого, ясного, идущего к делу, т. е. к вопросу жизни.
Когда он успокоился, то прежде всего ему пришло на
мысль, что бедному Михаилу Аверьянычу теперь, должно быть, страшно стыдно и тяжело на душе и что все это ужасно. Никогда раньше не случалось ничего подобного. Где же ум и такт? Где уразумение вещей и
философское равнодушие?
Видите ли, я вам сейчас сказал, что он прочел немного, но читал он
философские книги, и голова у него так была устроена, что он тотчас же из прочитанного извлекал все общее, хватался за самый корень дела и уже потом проводил от него во все стороны светлые, правильные нити
мысли, открывал духовные перспективы.
Он говорил о моем семействе, которое вполне понимал и ценил; особенно о моем Константине, которого нетерпеливо желал перенести из отвлеченного мира
мысли в мир искусства, куда, несмотря на
философское направление, влекло его призвание.
Последняя измышлена в наши дни людьми, которые хотя и «занимаются философией», изощряясь в
философской технике, оттачивая формальное орудие
мысли, но сами чужды
философской тревоги или
философского эроса и потому заменяет основные вопросы
философского миросозерцания («метафизики»)
философской методологией и гносеологией.
«Спором об атеизме» завершается ранний, так называемый «иенский период»
философского творчества Фихте.] и Гегеля, которые одинаково низводят религию с принадлежащего ей места и отдают в подчинение этике [Мораль и религия образуют абсолютное единство: обе устремлены к сверхъестественному, первая — через образ действий, вторая — через образ
мыслей…
Но и при наличии этих условий остаются нелегко уловимы внутренние ритмы
мысли, ее мелодический рисунок и контрапункт, характер отдельных частей композиции:
философское искусство принадлежит к числу наименее доступных.
Поэтому Маркс не мог до конца осмыслить своих же собственных экономических идей, что, однако, было уже вполне по плечу Η. Φ. Федорову благодаря широте размаха его религиозно-философской
мысли.
Самодостоверным основанием для философии, относительно которого она уже не имеет возможности сомневаться и далее проблематизировать, следовательно, уже принципиально не проблематичным, а догматичным (ибо догматичность и есть
философская антитеза проблематичности), является, бесспорно, мышление: cogito — ergo sum [
Мыслю, следовательно существую (лат.) — одно из основных положений философии Р. Декарта.], говорит о себе философия.
Отличительной особенностью
философской и религиозной точки зрения Гегеля является то, что мышление совершенно адекватно истине, даже более, есть прямо самосознание истины:
мысль о божестве, само божество и самосознание божества есть одно и то же.